Волшебная калитка в пустоте

О своих проектах писать трудно и, наверное, бесполезно. Если хвалишь - вроде как хвастаешься, ругаешь - прибедняешься. Но совсем уж обойти вниманием фест визуальной поэзии Poeza 347, состоявшийся в Ростове 31 мая, не могу - потому что будет несправедливо. Выкладываю поэтому некоторые фоты, афиши, пресс-релиз, публикации по теме в СМИ и комментарии некоторых участников.

Василий Бородин. Черный крылатый лев

Я вижу. Я говорю.
В последний день весны

Визуальная поэзия – явление многообразное, находящееся на стыке поэзии и живописи, видео, графики, пластики, фотографии.

Алексей Бородин. Московский альбом

Это синкретичное искусство имеет богатую историю. Первые шаги в области визуализации стиха проделали поэты александрийской школы и средневековые переписчики, в России – Кантемир и Симеон Полоцкий. Качественно новый этап развития визуальной поэзии наступил в творчестве футуристов и конструктивистов, идущих на радикальные эксперименты с вербальным и визуальным.

Александр Ойко. Поездаль

Видеопоэзия началась с итальянца Джанни Тоти (Gianni Toti), создавшего такие концептуальные произведения, как «VideoPoemOpera», «VideoSyntheatronica», «VideoPoemetti» в 1980-е годы, в России – с поэтических вставок в фильмах Андрея Тарковского.

В XXI веке наблюдается взлет визуальной поэзии в нашей стране: появляются тематические конкурсы и фестивали, теоретические исследования, творческие группы, работающие в этом жанре.

«Большинство современных визуальных произведений – работы постмодернистские, отмеченные парадоксальностью, пародийностью, диалогичностью, многослойностью текстового и визуального дискурса, моделированием разнообразных ситуаций, что требует активного вовлечения читателя-зрителя в процесс интерпретации», – пишет Татьяна Назаренко в статье «Визуальная поэзия».

«Как только поэты начинают думать о технике изготовления стиха, начинается собственно визуальная поэзия. Другими словами – поэты превращаются в художников, но создают при этом стихи. Визуальная поэзия исключает разговор о языке как средстве общения. Он может быть русским или любым другим, но если он хочет стать сегодня поэтическим, он превращается, по определению швейцарского поэта Маттиаса Кюна, в «черный язык», не нуждающийся в переводе, ибо визуальное стихотворение говорит зрителю языком живописи по преимуществу», — пишет Сергей Сигей, известный российский специалист по визуальному искусству. Убедиться в справедливости его слов или оспорить их смогут гости фестиваля Poeza 347.

В фестивале примут участие такие патриоты поэтического и художественного авангарда России и Украины, как Борис Констриктор (Санкт-Петербург), Эдуард Кулемин (Смоленск), Александр Моцар (Киев), Леся Синиченко (Чернигов), Василий Бородин (Москва), Денис Безносов (Москва), Александр Ойко (Владивосток), ростовчане и экс-ростовчане Надя Делаланд, Валерий Уколов, Владимир Межера, Игорь Ваганов, Алексей Бородин, Дмитрий Афанасьев, Евгений Бондаренко, Наталья Сухорукова, Тим Фей, Михаил Малышев, Евгения Жукова, Наталья Словаева и другие.

Специальный гость Фестиваля - музыкальный проект Golden People. Музыканты играют synth-pop с элементами acid juzz и trip-hop.

Программа фестиваля
20.00 – Анатомия визуальной поэзии, осмотр экспозиции
20.30 – Golden People на сцене "Ложки"
21.00 – Показ видеопоэзии + видеоарт Игоря Ваганова

Вход свободный

Комментарии участников: о своих работах

Алексей Бородин:

«Московский альбом» - это своего рода путевой (бортовой) журнал с уклоном в изобразительное искусство. Можно даже сказать, что его части были написаны как экспромты (что для меня совсем не характерно), а уже потом немного обработаны и упорядочены. Стих про рыб визуализирован, наверное, потому, что он состоит почти полностью из символов. То есть это не сами рыбы, птицы, русалки, нет, это только символы, которые обладают своими собственными качествами и которые приятно заменить графическими обозначениями, что, мне кажется, вполне удачно получилось.

Тим Фей:

Эти "обрывки текста" - оторвались от меня - оторвыша - равно как и фотографии - иногда одновременно - иногда самостоятельно - складываясь - в определённый смыслогический узор - в котором ни текст, ни фотография не обладают пальмой первенства - обоюдно зависят друг от друга и даже испытывают друг без друга комплекс неполноценности. 

Единственный дословно заимствованный - с некоторой перестановкой слагаемых - текст - из книги пророка Осии. Стилизованная под старославянскую поэтическая речь соотносится со стилизацией религиозных смыслов - близких - но напрямую не заимствованных у огнепоклонников - как и я не в полной мере пупсик - как бы мне того ни хотелось.

Анонс события на сайте информационного спонсора феста

Пострелиз там же

Статья в "Ростов Официальный"

"Мы, как торренты, на вечной раздаче"

Один из ярких представителей современного поэтического рок-андеграунда, темный шансонье из Волгограда Бранимир (он же Александр) Паршиков в начале лета дал концерт в Ростове-на-Дону. Освещение неприглядных сторон человеческой природы, перемежаемое с верой в то, что когда-нибудь окружающий мир станет лучше, мощная подача, искренние тексты – возможно, благодаря этому его песня «Прешбург» победила по итогам голосования в программе «Родная речь» на «Нашем радио». Однако, победив, же сразу оказалась «не в формате».

Между пацанами и Кастанедой

– Александр, расскажи о своей неоднозначной победе.

– В мае на «Нашем радио» в программе Андрея Бухарина «Родная речь» прозвучала моя песня «Прешбург», причем дважды. По итогам голосования она победила всех, набрала 43%, но в ротации она будет «только после победы революции». Не формат. Еще совсем недавно рецензия на альбом «Лили Марлен» была опубликована в известном журнале DarkCity, которым я зачитывался в юности. Рецензию написал сам редактор, для меня это значимое событие. То, что в детстве казалось далеким и недостижимым, постепенно сбывается

– В твоем творчестве сочетаются интеллектуальность и «низкий штиль». В жизни у тебя тоже так?

– В общем, да. У меня очень широкий круг общения. Сам я вырос в простой семье в небольшом городке Котово Волгоградской области, где сложно культурно провести досуг. На моей лестничной площадке ребята варили винт, многие «друзья детства» сейчас — кто по тюрьмам, кто по могилам. Мне приходилось лавировать между двумя мирами — пацанским, который меня окружал, и миром, который я сам для себя открывал через чтение книг, философию Карлоса Кастанеды, песни группы «Калинов мост». Было трудно добывать информацию, но вполне возможно. На моем концерте могут сидеть простой ВДВ-шник и высоколобый интеллектуал, который ждет от меня какого-то откровения. Каждый приходит за чем-то своим, и мне приятно играть для всех. Мои лучшие друзья сейчас к музыке вообще отношения не имеют. А в музыкальном мире у меня друзей немного, один из них – фронтмен ростовской группы «Церковь детства» Денис Третьяков.

– Трудно было начинать играть в этих «двух мирах»?

– Сначала человек берет гитару, чтобы как-то выделиться, понравиться девушке, чтобы отличаться от сверстников. У дворовой шпаны были свои «рыцарские» добродетели — то, что нужно уметь делать. Одной из таких добродетелей было умение играть на гитаре. Первые три аккорда мне показали пацаны во дворе, четвертый аккорд показал родной отец. Потом я сам учился. Тогда я знал репертуар всего «Чижа», Башлачева — все, что слышал на кассетах. Потом возникла потребность делать что-то в группе. А потом я задал себе вопрос: зачем все это надо? И если ты не расцениваешь свою деятельность, как миссию, то зачем тогда вообще этим заниматься? Так два года назад я бросил работу и стал гастролировать. Андеграунд —  музыкальная прослойка, где люди воспринимают свою деятельность, как миссию.

– Многие музыканты, которые считали себя андеграундом, со временем изменили своим принципам.

– Это происходит потому, что как только ты начинаешь из себя что-то представлять, тебя сразу начинают покупать. Так было со многими талантливыми людьми, которые просто сдулись, когда их купил Вавилон. Но есть еще люди, которые продолжают за что-то биться. Сейчас это все становится ненужным, и это меня удивляет. Люди все меньше и меньше хотят, чтобы их задевали за живое, меньше и меньше хотят думать. Я не знаю, винить их в этом или нет. Видимо, нужно искать новые формы творчества, новую модель взаимодействия с публикой. Андеграунд сегодня стал собирать меньше народу, это общая тенденция. Я могу назвать себя андеграундным музыкантом, потому что я играю не в мажорных клубах, меня не показывают по телевидению, почти не крутят на радио, мое имя редко мелькает в журналах.

«У нас страна арестантская»

– В твоих текстах много славянского, исконно русского мира. Что, по-твоему, сейчас происходит с русскими?

– Я не разделяю мнения о том, что в нашей стране сейчас какой-то повсеместный упадок. Приведу простой пример. Мой друг работал в ломбарде, я как-то посидел у него полчаса. Насмотрелся на наркоманов, трясущимися руками несущих швейную машинку. В таких местах теряешь веру не только в русских, но и в человечество в целом. Но со мной в спортзале занимаются здоровые и сильные русские пацаны, от 15 лет, и когда я вижу их, я понимаю, что это будущая элита моего народа. Русским быть пока не особо модно. Думают, что мы — это такое пьяное быдло, которое горланит Комаринскую и мнит, что хлеб сам собой народится. Но это далеко не так. Для меня русские — это звание, которое нужно заслужить. Появились команды, новые рэперы («Грот» например), которые отстаивают здравые идеи, традиционные ценности, призывают заниматься спортом. У меня самого казачьи корни, для меня это значит многое, нужно соответствовать в определенном смысле. Но я не разделяю казаков и русских.

– Однако действительность, которую ты изображаешь, зачастую неприглядна.

– Ко мне на концерт приходил один батюшка. Я спросил его: «Как вы оцениваете то, что я делаю?» Он ответил: «Я понимаю, что у тебя много уловок, некоторые на них попадаются, но сейчас в людях какие-то традиционные ценности можно разбудить только шоковой терапией — показать подлинное уродство окружающей реальности». Моя задача в этом. Идеальная реакция на концерт — чтобы людям стало тошно и стыдно за ту действительность, которую я описал. В информационный век к подкорке все труднее и труднее пробиться, и если я буду в лаптях водить хороводы — меня не услышат. Тут нужно разговаривать на языке века и показывать то смятение, которое творится в умах.

– Иногда ты используешь шансон, блатную романтику... Что это для тебя? Насколько серьезно относишься к таким определениям своего стиля, как «гностический шансон»?

– Определение «гностический шансон» придумано не мной. Единственный термин, который я использовал по отношению к своему творчеству, это антирэггей. У нас страна арестантская, это целый пласт психики. Люди всегда сочувствовали арестантам, здесь есть ощущение, будто сидишь в хате, и никуда не деться из нее, и какое место ты в ней займешь, так твоя судьба и повернется. Постоянное ожидание освобождения.

Трэш-спектакль одного музыканта

– У тебя есть песня, в которой речь идет о том, что мир держится не на трех китах, а на горбах Матрены и Терезы. Что ты имел в виду?

– Ясно, что Вавилон держится на деньгах. Но глобально все держится на милосердии и на тех, у кого большая сила духа. Таких, как Матрена, персонаж Александра Солженицына, таких, как мать Тереза. А объединить нас способны великие дела: будь то великая стройка или великая война. Никто не учит людей осознанно существовать. Я редко смотрю телевизор, но вчера решил посмотреть. Должен сказать, роскошно эта зомби-машина работает. Люди ведутся, а государству проще, чтобы они жили в зомби-состоянии, чтобы смотрели сериалы и работали за копейки, в вечном страхе и вечной вражде.

Газета "Уполномочен заявить" №25 (87) от 27 июня 2012 года (Ростов-на-Дону)

– На твоих концертах есть ощущение полной самоотдачи. Как ты восстанавливаешься, и в какое русло намерен направить свою энергию в ближайшее время?

– Кроме акустической гитары у меня нет ничего, тексты ведь не всегда на концертах воспринимаются до конца. Поэтому мне приходится компенсировать все энергией и работой с пространством, в каком-то смысле это театр одного актера, трэш-спектакль. Нужно всегда играть в полную силу, отдавать жизненную энергию полностью, не жалеть – мы, как торренты, на вечной раздаче. Летом график у меня не очень жесткий: я буду восстанавливаться, потому что, чтобы раздавать энергию, ее надо откуда-то брать, причем легальным способом. Я хожу в спортзал, не пью и не курю, единственное — пью китайский чай пуэр, в последнее время все реже. Сейчас я записал новый альбом, готовы все партии, в середине июня буду его сводить. Планирую запустить его 1 сентября, в День знаний. Там будут звучать инструменты, которые я раньше никогда не использовал, например, симфонические барабаны. А потом  у меня будет большой тур, я проеду городов 30 до Сибири и Урала.

Наталья СЛОВАЕВА

Фото из архива героя

Чудной театр Катерины Рындиной

«Все оно чужое, единственное имя свое», – пел первый русский панк Егор Летов. «Все, что у нас есть – это путь», – говорит режиссер частного театра «Человек в кубе» Катерина Рындина. На пути самого театра за три года его существования была и линия жизни в виде петли в безупречно эстетски выверенной черно-бело-алой постановке «Стихи…И», и фольклорно-балаганная стихия в «Птицыной сказке», и абсурдистский мир в постановке «За закрытыми дверями» по Жан-Полю Сартру, и не только это. Недавно театр предсавил новую постановку – спектакль «Чудная баба» по пьесе Нины Садур. Мы побеседовали с Катериной о неисповедимых путях независимого театра, протесте как жизненной позиции, всемирном заговоре и о новом театральном проекте-эксперименте с лаконичным и интригующим названием «О..»

Режиссер частного театра "Человек в кубе" Катерина Рындина

– Катерина, расскажи о своей интерпретации пьесы Нины Николаевны Садур.

– «Чудная баба» – одна из самых удивительных пьес драматурга. Она состоит из двух частей, но у «Человека в кубе» две части слились воедино, почти все персонажи ушли, остались только Баба и Лидия Петровна, получился очень самобытный вариант. Сюжет довольно прост: советское время, группа людей, отправленных «на картошку», женщина отбилась от своей группы, заблудилась на поле, ищет товарищей, встречает бабу, якобы из «местных» и на первый взгляд сумасшедшую, но в итоге оказывается, что это ее собственная смерть. 

– «Человек в кубе» существует уже три года. Что изменилось в театре и в тебе за это время?

– Мы прошли большой путь, многое получилось, на мой взгляд. Сейчас у нас есть свое, пусть небольшое, помещение, где мы можем репетировать и показывать маленькие, камерные проекты. Мы наконец-то полностью определились с нашим составом, так бывает в любом коллективе – все лишнее отсеялось, все необходимое появилось. Как мне кажется, наш уровень повысился, мы постоянно работаем, занимаемся саморазвитием, тренингами и тому подобным. В этом году, надеюсь, поедем на фестиваль, заявки на несколько крупных фестивалей уже отправили, ждем ответа. Во мне также изменилось многое: я, как минимум, стала старше, появились какие-то новые понимания, ощущения, темы, которые больше всего меня волнуют, и которые я пытаюсь раскрыть из постановки в постановку, так называемая сверхсверхзадача.

Сцена из спектакля "Чудная баба"

– Трудно ли выжить независимому театру сегодня?

– Конечно, выжить трудно, не только независимому театру, а вообще театру. Но независимому выжить намного сложнее. Нет финансирования – это основная проблема, все, что нам нужно, мы должны заработать сами, можно сказать, добыть. Мы зависим от экономической ситуации в стране, как и все, кто живет в России. Экономическая ситуация ухудшается, соответственно зритель думает, тратить ли ему деньги на досуг или нет. Тем не менее, в современных условиях независимый частный театр может существовать, и тому есть масса подтверждений, не ростовского происхождения, конечно. Замечу, что даже в самых далеких и, казалось бы, промышленных городах театральная жизнь куда интересней, чем у нас в городе. И независимых театров как минимум два-три.

– По твоему мнению, какие пьесы и какой театр сегодня востребованы? А какие необходимы?

– Вопрос не совсем, наверно, правильный: востребованы где? Как мне кажется, с театром вообще тяжело сейчас, ведь школа, которая была, постепенно уходит, а нового ничего нет. К чему это ведет? К тому, что появляются люди без традиций, без знаний, без внутритеатральной крови. Это как воспитание, как вкус, либо есть, либо нет. Театр стремится вслед за зрителем, осваивает новые технологии, предлагает что-то совсем непонятное, стремительное, порой забывая о своем предназначении – образовательной и воспитательной функциях (помимо развлекательной). Но театр – это также и отражение жизни, поэтому общий раздрай, потеря основной цели, идеи, наверное, вполне объяснимы в свете происходящего в стране. Пьес хороших, сильных, актуальных очень мало. Новые драматурги, взяли, на мой взгляд, самое ужасное из «сегодня». Все, как всегда, уперлось в «чернуху», гадость и пошлость – этого точно не нужно театру. Есть масса классических произведений, актуальных сегодня и интересных для современного зрителя. Возможно, появятся интересные сильные драматурги, вместе с которыми качественно и театр изменится, сейчас это, в общем, возможно.

– А что скажешь о ситуации с театрами в Ростове? Есть ли какой-то интересный театральный опыт в России или за рубежом, который хотелось бы перенять?

– В Ростове, как всегда, с театрами грустно, однообразно и убого. Это касается и государственных театров. В стране есть интересные примеры, например, театр Н.Коляды или театр «Королевский жираф» — они, правда, не из России, но русские. Перенять хотелось бы разве что какие-то административные способности некоторых людей, руководителей театров: находить, добывать что-то нужное для своего коллектива.

– Сейчас востребованы альтернативные формы театральной деятельности: читки, эскизы. Насколько они самостоятельны? Или же все-таки это творческая лаборатория?

– Когда появились подобные театральные опыты, это было очень востребовано, хорошо и ново, я имею в виду первое появление этих экспериментов. Но надо понимать, что это прежде всего относится к театральной лаборатории, и хоть сейчас и хотят сделать это «новым веянием» или «жанром», это не самостоятельный вид. Нужно это доносить до людей, потому что, к сожалению, малообразованные зрители начинают думать, что «читка» – это и есть театр, это и есть спектакль. Мы сами столкнулись с этим: на прогоне на одной из съемных площадок, нам сказали: «А что, в спектакле бывает музыка?» Мы сначала опешили, но потом поняли, что на этой площадке проходили «читки».

– На каких принципах строится театр «Человек в кубе»?

– Наши принципы очень просты, мы стремимся к поддержанию русских театральных традиций, даже все наши эксперименты, по нашему мнению, остаются в классических традициях русской школы. Мы хотим достичь полного отражения/растворения нашего «сегодня» в действии, стремимся к стопроцентному воздействию на зрителя на эмоциональном уровне. Мы хотим доносить прекрасное, важное, вечное до наших зрителей, давать пищу для размышлений.

– Ты могла бы как-то сформулировать message своего творчества? Что ты хочешь сказать людям?

– Я хочу рассказать о каких-то деталях, о пристальном взгляде, об ощущениях, о том, что есть и другой взгляд, не привычный. Что есть другая сторона, что все мы живем своими мирами, которые никогда, возможно, не пересекутся, даже у самых, казалось бы, близких людей, о том, что не нужно бояться на первый взгляд страшных вещей, привычно страшных, о том, что все, что у нас есть – это путь. Дорога.

– Ты работаешь в основном с женщинами и многие твои спектакли о женской душе. Что тебя привлекает в женском начале как таковом?

– Не знаю почему, но так сложилось, что да, в основном работаю с женщинами, и показывать, рассказывать о женском взгляде мне крайне интересно. Очень много мужского в искусстве и не так много женского. А бывают ведь крайне любопытные события, которые мы знаем только со стороны мужского восприятия, интересно перерабатывать, фантазировать, смотреть на это с женской стороны.

– Сейчас быть в оппозиции и протестовать модно. Как ты относишься к активизации социального в людях, интересуешься ли политикой?

– Как любой нормальный человек, переживающий за то место, где он живет, я интересуюсь политикой, но в очень разумных пределах. Как таковая политика меня мало захватывает, потому что я больше верю в теории, подобные теории Ги Дебора о том, что существует всемирный заговор, разобраться в котором нет никакой возможности. Собственно, мы все играем в игры – кто-то в большие, кто-то в не очень, но это игры, и главного – того, кто все знает, мы не увидим. Социальное в людях – это хорошо, но в нашей стране, мне кажется, это все бесполезно. Печально, конечно, это признавать, но это так. А в остальном, то, что я делаю, так или иначе, является протестом, не всегда политическим.

– Поделись творческими планами.

– Сейчас у нас стартует интересный проект, о нем еще нигде нет информации. Это будет уникальный театральный проект-эксперимент. В рамках спектакля под названием «О..» выйдут четыре постановки, посвященные четырем известнейшим писателям это Мольер, Пушкин, Гоголь и Кэрол. Зрители станут участниками действия, вместе с актерами, погрузятся в удивительный мир, внутренний мир наших героев. Мы представим свое виденье жизней и творческих дорог этих людей. Это будет действительно необычно и интересно. Ну и, конечно, совсем скоро мы порадуем зрителей новой постановкой в рамках музыкального проекта «Карамазовы».

Наталья СЛОВАЕВА

Фото из архива театра «Человек в кубе»

.

Председателю Земного Шара посвящается

С этим авангардным поэтом и исследователем, драматургом и прозаиком, философом и математиком Ростов-на-Дону объединяют совершенно особые отношения. Именно здесь Велимир Хлебников, называвший себя Председателем Земного Шара и Королем Времени, не раз выступал в знаменитом кафе «Подвал поэтов» (принявшем эстафету петербуржской «Бродячей собаки»), именно здесь впервые было поставлено его драматическое произведение «Ошибка смерти», и именно здесь практически неотмеченными остаются связанные с ним круглые даты. Эту оплошность решили исправить москвич Юрий Самодуров и ростовчанин Игорь Введенский, организовав выставку «Вдохновленные Велимиром – Хлебников и современное искусство» в Донской Публичной библиотеке.

Главное, чтоб костюмчик сидел

Соответствующая атмосфера была создана уже в холле библиотеки – развешанными по стенам и мраморным столбам стилизованными плакатами, и чем дальше – тем крепче становился свойственный Велимиру Хлебникову дух экспериментаторства и русскости. Пространство в самом выставочном зале заполнили инсталляции, живописные полотна, арт-буки, работы, выполненные в компьютерной 3D-графике и в молодом и интересном жанре визуальной поэзии, который может порадовать не только слух, но и глаз.

В выставке приняли участие около ста авторов из Франции и Италии, Польши и Украины, многих городов России, в том числе Москвы, Саратова, Ростова-на-Дону, Таганрога и Краснодара. Гвоздем программы стал арт-объект «Сеятель очей» Сергея Якунина. Эта необычная машина (которую автор называет «костюмом», видимо, намекая на то, что каждый может ее «примерить») ездит на одном колесике, издает звуки и машет крыльями, заставляя вспомнить эксперименты с летательными аппаратами Леонардо да Винчи. Если хватит рук, на ней можно еще и сыграть, как на музыкальном инструменте. Описать устройство непросто, тут, как говорится, – надо видеть. Как сообщил автор, телефонный разговор с которым организовали кураторы, на создание «Сеятеля» его вдохновила поэма «Зангези» Велимира Хлебникова.

Продвинутые зрители окрестили «Сеятеля» «кинетической скульптурой», а ребята попроще просто побаловались с ним, катая вокруг круглого стола в выставочном зале, к чему смотрительница, кстати, отнеслась весьма лояльно.

За «Сеятелем» на открытии выставки шествовали две роскошные дамы в бальных платьях, с мехами на плечах – таганрогские художницы Светлана Песецкая и Виктория Барвенко (арт-группа «Белка и Стрелка). Их наряды были расписаны цитатами из Велимира, а из круглых коробок, которые они несли в руках, щедрой рукой они рассыпали поэтические слова, слова, слова… «Первый раз в жизни вижу живые арт-буки!» – заметил, глядя на них, Юрий Самодуров.

Помимо себя любимых, художницы показали еще по две работы  в жанре арт-буков и визуальной поэзии. Так, например, «Жарбог» Светланы Песецкой представляет собой портрет Велимира Хлебникова из проволоки и стихотворных строк поэта, напечатанных шрифтом печатной машинки, а перо и восковая свеча в работе символизируют самого автора и его творчество.

Не хлебом единым

Другой экспонат, который нельзя обойти вниманием – это инсталляция «Поминовение» Галины Чиковой. В качестве материала указаны бумага, стекло, водка. На столе в ряд стоят граненые стаканы с прозрачной жидкостью на дне, а сверху – книжечки в виде черного хлеба. Очень символичная работа: с одной стороны, визуально обыгрываются языковые ассоциации «хлеб – Хлебников», с другой – раскрывается сущность книги как духовной пищи. Название переводит все это в план трансцендентальный, ведь поминовение новопреставленного в первое время по кончине важно и необходимо особенно потому, что оно облегчает душе усопшего такой нелегкий переход из временной жизни в вечную. Вспоминаются знаменитые строки Хлебникова:

Когда умирают кони – дышат,

Когда умирают травы – сохнут,

Когда умирают солнца – они гаснут,

Когда умирают люди – поют песни.

Правда, с этой работой не обошлось без конфуза. Когда мы пришли на выставку в один из дней после открытия, водка куда-то «испарилась». Молодые люди, на вид простые ребята, пожелавшие приобщиться к современному искусству, долго стояли у экспоната и не верили своим глазам. На карточке они читали: «бумага, стекло, водка», смотрели на арт-объект и, водки не обнаруживая, принимались перечитывать карточку заново, с недоумением почесывая голову. Сцена вызывала как минимум сочувствие, я подошла и попыталась объяснить, что водка здесь действительно была, но на меня посмотрели с недоверием. А потом удивляются, что современное искусство не понимают! Попробуй тут пойми, когда такой обман.

Хлеб и зрелище также слились в работе «Зрелище хлеба» Валерия Корчагина, где ломтики черного хлеба, как карточки, стоят в рядок в ящичке библиотечного каталога. Есть на выставке и два групповых проекта: «Как незаконная планета..» – двадцати  итальянских  художников, и «Хлебников – «Море» – двадцати семи студентов Института архитектуры и искусств Южного федерального университета.

Помимо визуальных объектов в выставочном зале библиотеки также представлены музыкальные произведения: аудиозапись вокально-инструментальной композиции в десяти частях «Дети Выдры» композитора Владимира Мартынова и аудиозапись композиции «Думая о Хлебникове» импровизатора-перкуссиониста, композитора и художника Владимира Тарасова.

«Будущее – наш дом»

По словам организаторов, выставка проходит в своеобразном временном пространстве треугольника, образуемого тремя знаменательными датами для Велимира Хлебникова. В 2010 году исполнилось сто двадцать пять лет со дня его рождения, эта дата широко отмечалась с октября 2010 года до конца 2011-го симпозиумами и конференциями, выставками и фестивалями во многих городах и весях России, а также в ряде университетских центров Европы и Америки. В том же 2010 году исполнилось 90-летие посещения авангардистом Ростова-на-Дону. Последняя веха этого временного пространства – 28 июля  2012 года, когда исполнится девяносто лет со дня ухода Велимира Хлебникова, умершего в поселке Санталово на руках известного русского художника Петра Митурича, чей проект «пространственной графики» по поэме Хлебникова «Разин» открывает данную выставку. Организаторы говорят, что столь масштабный проект хоть как-то искупит вину России за невнимание к персоне Велимира Хлебникова.

У ростовской выставки есть старшая сестра. Весной 2011 года ФГУК «Государственный центр современного искусства (ГЦСИ)» и Крапивенский отдел ФГУК «Государственный мемориальный и природный заповедник «Музей-усадьба Л.Н.Толстого «Ясная Поляна»» провели выставку «Хлебников и провинция» (куратор Юрий Самодуров), которая значительно отличалась от ростовской.

Вопросы, которые организаторы поднимали тогда, крайне актуальны и сегодня: «Проблема восприятия современного художественного языка (для каждой эпохи он свой) живущими в провинции людьми, их тяга к современному искусству и одновременно неприятие, отталкивание его – «вечная», острая и значимая для судьбы культуры, для судьбы общества и для жизни в России тема. Она важна также для множества художников, родившихся и выросших в провинции, связанных с ней семейными и дружескими связями, любящих и знающих ее, но покинувших родные места и переселившихся в столицы или уехавших заграницу сначала ради учебы, затем ради удовлетворения потребности в самореализации, в более интеллектуальной и динамичной среде жизни». Эту проблему восприятия ростовская выставка только обнажила, и сократить разрыв между современным искусством и зрителем может только длительная и кропотливая работа, проекты, подобные «Вдохновленным Велимиром».

Наталья СЛОВАЕВА

Фото автора и Виктории САПУНОВОЙ

В присутствии Марины Абрамович

Бывают женщины красивые. Бывают умные. А бывают фантастические. Именно это определение больше всего подходит Марине Абрамович, культовой югославской художнице, новатору в жанре перфоманса, создательнице искусства, которое физически и психологически становится испытанием как для нее самой, так и для ее зрителя. К исследованию границ творчества и собственного «я» мы приступили в Центре современной культуры «Гараж» (Москва), где состоялась выставка «В присутствии художника» – крупнейшая ретроспектива работ Марины.

От тела к делу

Выставка в «Гараже», включающая около пятидесяти работ созданных на протяжении четырех десятилетий (аудиофрагменты, видеоработы, инсталляции, фотографии, сольные и групповые перформансы) дает достаточно полное представление о творчестве Марины и делится на три логических блока. Первый посвящен раннему периоду творчества художника в Белграде (1969–1975), во втором разделе выставки экспонируются совместные работы Абрамович и ее спутника художника Улая, третья часть выставки посвящена персональным работам Абрамович, приходящимся на период 1995–2005 годов. Также есть последние работы Абрамович, созданные в Нью-Йорке.

Выставку современного искусства трудно представить без куратора. Куратором выставки «В присутствии художника» стал Клаус Бизенбах – директор центра MoMA PS1 и старший куратор специальных проектов Музея современного искусства Нью-Йорка (MoMA). В качестве старшего куратора отдела Бизенбах реализовал ряд новаторских проектов, в том числе запустил цикл выставок, посвященных искусству перформанса, серию регулярных семинаров для художников и кураторов, а также пополнил коллекцию музея новыми важными произведениями медиаискусства.

Несколько знаковых произведений художницы в течение всей работы выставки исполняли отобранные Мариной Абрамович в России молодые люди – «реперформансисты». А некоторые экспонаты можно было не только увидеть,  но и испытать на себе. Так, например, все желающие могли по лестнице забраться на своеобразную металлическую конструкцию и, улегшись на нее, почувствовать энергетические токи из космоса. По словам смотрительницы, далеко не все посетители шли на этот рискованный шаг, но те же, кто решался, были вознаграждены – не знаю, как насчет токов, но сама необычность ситуации позволила испытать довольно интересные ощущения.

Переходя из зала в зал, просматривая видеоработы и фотографии, мы все сильнее проникались обаянием и харизмой Марины Абрамович, становились частью ее мира. Мира, в котором переживания подлинны, чувства глубоки, а решительность необорима. В котором каждый художественный жест выглядит честно и четко, бескомпромиссно и бесповоротно.

Одержимая. Святая...

В одном из ранних перфомансов Марина Абрамович разместила на столе семьдесят два предмета, среди которых были ножницы и пистолет с одним патроном, и позволила зрителям использовать ее тело и выполнять с ним любые действия этими предметами. К концу перформанса вся ее одежда была искромсана, а тело порезано и разрисовано. В другом проекте Марина отправилась в путь по Великой Китайской стене, чтобы встретиться на ее середине со своим спутником жизни Улаем, и затем расстаться с ним навсегда. В третьем – отправила вместо себя на открытие своей выставки проститутку, а сама в это время на несколько часов заняла ее пост с равнодушным видом. Все, что она делала, было шоком. Но это было и посланием о чем-то очень важном, только искренность – никакого эпатажа. 

Марина Абрамович родилась в Югославии в 1946 году в семье героев войны, коммунистов и «карьеристов», как позже скажет художница, но воспитанием ее занималась глубоко верующая православная бабушка, на дух не переносящая коммунизм – так, уже в детстве в мире Марины было соединено несоединимое. В конце 1960-х начались ее эксперименты со звуком и пространством, а в 1970-х она стала использовать собственное тело как объект своих работ и мощное средство самовыражения. Началась серия продолжительных перформансов, многие из которых несли в себе протест против политического климата Югославии. Когда Абрамович было двадцать девять лет, она покинула Югославию и уехала из Белграда в Амстердам. Здесь она познакомилась с художником Улаем, совместная работа с которым продлилась двенадцать лет.

Слияние и противостояние мужского и женского начал, максимальная внутренняя цельность пары – этому и не только были посвящены их работы. Так, например, в перфомансе «Вдох/Выдох» 1977 года они дышат друг другу рот в рот, обмениваясь одним и тем же воздухом, пока не теряют сознание от кислородного голодания. А в перфомансе «Энергия покоя» 1980 года ключевым становится вопрос доверия: Улай целится в сердце Марины отравленной стрелой натянутого лука, и оба они удерживают равновесие стрелы весом своих тел. Напряжение усиливается за счет все ускоряющегося звука биения их сердец, который слышен зрителям благодаря подсоединенным к художникам мониторам.

 В 1990-е годы, во время конфликтов на Балканах, Марина Абрамович сделала несколько персональных работ, в которых по-новому осмыслялся культурный опыт свой собственный и своей страны. В 2000-х годах, поселившись в Нью-Йорке, Марина занялась исследованием возможности повторных перформансов как способа показа и сохранения этого вида искусства, она повторяла свои ранние работы и перформансы других художников. Кроме того, в это время был создан и ряд оригинальных работ, например, перфоманс «В присутствии художника» (2010 год) заключался в том, что Марина просто сидела за столом, и любой желающий из зрителей мог сесть напротив и смотреть ей в глаза сколь угодно долго.

В этом году Марина приняла участие в опере «Жизнь и смерть Марины Абрамович» со сценой собственных похорон, поставленной по мотивам ее биографии Робертом Уилсоном с участием Уиллема Дефо в рамках Манчестерского международного фестиваля.

Лицом к обнаженной

С самого начала карьеры в Белграде в 1970-е главным объектом перформансов Абрамович было ее собственное тело. Стремясь изучить его границы и возможности, она переносила боль, усталость и опасности в поисках эмоционального и духовного преображения – как-то даже вырезала бритвой звезду у себя на теле и лежала на льду с кровоточащей раной. «Тело – это материал, а перфоманс – это способ сказать что-то», – утверждала художница. Зачем были нужны такие радикальные меры? Боль, сильные чувства меняют сознание, считает Марина, – чтобы освободиться от своих переживаний, страхов и комплексов, необходимо смело посмотреть им в лицо.

Главный из страхов – конечно, страх смерти, и его преодолению посвящен основанный на тибетских буддийских практиках перформанс «Обнаженная со скелетом» (2002–2005/2010), во время которого Марина «оживляет» лежащий на ней скелет, своим дыханием заставляя его двигаться. Именно обнаженное женское тело в форме звезды воплощает, как считает Марина, такие категории как страдание, одиночество и духовные поиски. Это отчетливо просматривается в перфомансе «Свечение» (1997/2010), который представляет собой как бы парящую на высоте двух метров обнаженную женскую фигуру.

Илья Петровский в статье «Тело как искусство» отметил, что искусство для Марины Абрамович – это особый ритуал, сродни религиозному, и с ним трудно не согласиться: «…не случайно подготовка к нему – даже более ответственный процесс для художницы, чем сам перформанс. Так, уже за несколько месяцев до перформанса «В присутствии художника» она погрузилась в медитацию для очищения сознания, стала вегетарианкой, делала физические упражнения, чтобы подготовить тело к неподвижному многочасовому сидению на публике. «Я ела определенные продукты, чтобы не ходить в туалет по семь часов, приучила себя спать небольшими отрезками времени по ночам. Это было очень трудное испытание: спать, просыпаться, пить, ходить в туалет, тренироваться, опять спать, опять просыпаться и так до бесконечности».

Особую роль во всем творчестве Марины Абрамович играет энергия, с ее помощью создается такое энергетическое поле, в котором зритель просто не может не быть «здесь и сейчас».