Daddy Doll: марта 2011

Трудно поверить, что под таким синим небом, может быть что-то еще, кроме любви. Владимир Межера

Межера безумец и аскет. Межера ведет отшельнический образ жизни и никого не хочет видеть. Межера вернулся в литературу и рад гостям. Межера – «ростовский Рембо» и гениальный русский поэт. Все эти расхожие мнения справедливы в той или иной мере, но они не передают и сотой доли глубины, свежести и обаяния его стихов.

Владимир Межера родился в 1963 году в семье медиков. «Наследственный» интерес к медицине поэт сохранил до сих пор. Стихи начал писать в шестнадцать лет, до этого много читал: приключенческие книги, научно-популярные, фантастику. К традиционалистской поэзии был равнодушен: «Мне казалось странным, что пишут каким-то особым размером, в рифму. Я читал только верлибры: Уитмена, Неруду, без рифмы и без размера, то, что мне нравилось. В шестнадцать лет я стал читать раннего Маяковского, и у меня в сознании произошел какой-то перелом, я сам стал писать». До 1986 года Межера писал каждый день в огромном количестве, причем стилистика менялась, потом два года не писал и занимался бизнесом.. Поэт испытал на себе самые разные влияния, включая Бориса Пастернака и Сергея Есенина. На формирование вкуса Владимира Межеры также значительно повлиял Велимир Хлебников. Намного позже пришли увлечение живописью старой школы, православной иконописью, и «любовь навсегда» к музыкальной группе «Jethro Tull». В шестнадцать лет, как только Володя начал писать, мама взяла его стихи и отправилась предлагать их редакциям местных журналов. Ей сказали, что сейчас печатают только датские стихи. Она поинтересовалась, почему не норвежские, не шведские? Как выяснилось, имелось в виду, что печатаются стихи к праздничным датам: к 8-му марта, 1-му мая, 7-му ноября. А вообще, сказали, есть литературное объединение «Дон» при Союзе писателей. Отправили ее туда, она поговорила с руководителем объединения Еленой Васильевной Нестеровой, и в жизни Межеры открылась новая страница.

В «Доне» Владимир Межера познакомился с Александром Брунько, Георгием Булатовым, Владимиром Ершовым, и, конечно, самым молодым из них – Геннадием Жуковым, который, кстати, в тот период писал стихи, а не песни, и которого всерьез тогда никто не воспринимал. Примерно в это же время Межера подружился с литобъединением «ОБОРГИС». Однако, как считает сам поэт, он всегда был сам по себе.

После школы Межера лет восемь работал в вычислительных центрах с электро-вычислительными машинами. Занимался этим неохотно, хотел сидеть дома, читать и писать.

В 1996 году попробовал себя в журналистике: отписывал культурные тексты в политической газете «Ростовские диалоги» под началом Анны Бражкиной. На сегодняшний день Межерой написано шесть книг: Ars longa – 1992; Творения – 1993; Nec Plus Ultra – 1994; Оргия нищих – 2000; Дикий образ жизни – 2002; Тигры среди лилий – 1996-2005, это «наброски романа» по определению автора, книга еще не опубликована. Кроме того, Межера принял участие в коллективном сборнике «Грань удивления», 2000, а также (по рекомендации своего друга, поэта и переводчика Виктора Райкина) в «Антологии русского верлибра», 1991, составленной Кареном Джангировым. Стоит сказать, что с выходом этой книги связана занятная история: в 1991 году в Донецке был проведен 1-ый съезд русских верлибристов. Из трехсот авторов пригласили сто самых перспективных, всем раздали членские удостоверения, пообещали книги издавать. Кроме Межеры в антологию от Ростова вошли Игорь Бондаревский, Александр Иванников, Дмитрий Пэн, Виктор Райкин…

Предисловие к «Творениям» можно назвать манифестом «смертельного искусства», которое Межера придумал с Ефимом Мусаиловым в 1990-91 годах и исповедовал в то время. В манифесте это искусство описывалось так: «Смертельное искусство вечности, вызывающее катарсис, возвращающее человеку память о прошлом дне и минувших тысячелетиях, приносящее осознание всех совершенных поступков, сказанных слов, утаенных мыслей, остается единственной возможностью вернуть к жизни, не уходя из нее. Синкретическое действо, лежащее в основе всех религиозных культов, очищающее страданием душу и возвращающее ей тело, дает возможность человеку увидеть и принять прекрасный мир, бесконечно разворачивающийся пространственно вовне и не имеющий временных пределов внутри каждого существа. Древнее шаманство, дионисийская оргия, театр «Глобус», концерт «Пинк Флойд» – просто ощущение смерти – звонок будильника над ухом Лазаря, поцелуй на губах Спящей Красавицы. Просто рассвет...» Межера поясняет: «Мы создали «морт арт» с Фимой Мусаиловым и Сережей Тимофеевым. Во всех жанрах главной должна была быть тема смерти. Мы говорили об этом с Тимофеевым. Он очень любил жизнь и считал, что о смерти писать нельзя. Но я его переубедил. Потому что без смерти нет жизни.»

– Владимир, вы вспомнили о знаковом для Ростова художнике, поэте и музыканте Сергее Тимофееве. Кем он был для вас?

– Тимофеев просто жил, радовался жизни и заражал этой радостью тех, с кем сталкивался. Эта жизнерадостность проявлялась и в его живописи, и в музыке, и в поэзии. Все радовались, когда видели его картины, слушали песни. Этой радости бытия сейчас мало в мире, все люди серьезные, на что-то претендующие. А он ни на что не претендовал.

– Как вы оцениваете культурную ситуацию в Ростове сегодня?

– Из Ростова все убегают. Здесь слишком скучно для многих. Мне не скучно, поэтому я и остаюсь. Сам себя развлекаю: читаю, пишу, музыку слушаю, кино смотрю…

– А к своей репутации «ростовского Рембо» как относитесь?

– Артюр Рембо появлялся и исчезал. Потом исчез совсем, но все еще ждали, что он снова появится. А я не исчезаю, хотя и люблю Рембо и переводил его стихи, как и стихи Уитмена, Киплинга, Аллена Гинзберга. Для себя.

– Мне казалось, что ваши стихи тоже возникают как «озарения»…

– Нет, у меня стихи складываются в голове медленно, постепенно, а потом я уже записываю их на бумагу и переделываю. Вдохновить меня может все, что угодно, в основном какие-то мысли. Часто думаю о том, что реально, а что нет. Поэзия по определению гармонична. Все стремятся к гармонии. Надрыв невыносим. Никто не хочет страдать, кроме поэтов.

– Вы пишете свободным стихом, что думаете о верлибре?

– Верлибром пишут уже сто лет в Европе и в Америке. Классическим ритмизованным стихом практически никто не владеет, его используют только для песен, и то не для всех. Рифма бывает не нужна. Когда верлибр пробивался сто лет назад, его защитники ссылались на древнегреческий опыт. Сейчас в России все пишут, как хотят. На Западе битвы отгремели и верлибр победил. Я пишу верлибром, размер не соблюдаю, хотя иногда и использую рифму. Естественно, что стихи эти воспринимаются свежее. Стихи должны быть неудобнее грузовика в гостинице, все должно скрипеть, трещать, грохотать…

– Как вы понимаете счастье?

– Счастье – это быть частью. Всего мира. И этой частью я себя ощущаю.

Главные темы лирики Владимира Межеры – жизнь и смерть, любовь и ненависть, реальное и нереальное – раскрываются в неожиданном столкновении образов, в той свободе, с которой поэт виртуозно строит или беспощадно разрушает свой мир, играя со стилями и эпохами, удивляя и беспрестанно принимая различные облики, как Протей.